Для поздней осени его одежда смотрится странно. Но самого Бойко это, похоже, не волнует. Он спокойно идет вдоль берега.

Пару минут колеблюсь. Боюсь, что на улице недостаточно темно, и кто-то может меня увидеть. Я же не такая смелая и беспринципная, как Кир. Однако выбора нет. Заболеть не хочу. Да и вообще в мокрых вещах ужасно дискомфортно.

Без конца поглядывая на затылок Бойко, быстро стягиваю кофту и блузку. От лифчика получается освободиться уже после того, как надеваю мужскую рубашку. Она, конечно, длинная, но по моим меркам все же слишком короткая. Поэтому от юбки, колготок и белья избавляюсь, только застегнув пальто.

Скрутив и завернув всю одежду в кофту, опускаю узелок рядом с разбросанными по багажнику вещами Кира.

— Я все, — выкрикиваю и делаю к нему несколько шагов.

Мало того, что запах Бойко на себе ощущаю, так еще это непривычное положение «без трусов» вызывает какое-то странное волнение. И он ведь знает, что под пальто на мне нет ничего, кроме его рубашки. Смотрит так, будто я совсем голая.

— Эм… Едем? — его сипловатый тон только усугубляет мое взбудораженное состояние.

Словно я понимаю, почему он такой… Чувствую?

— А куда поедем? — спрашиваю, когда забираемся в машину.

— Вариантов нет, — выдыхает Кир, сжимая ладонями руль.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Непонятно, зачем так в него вцепился, если даже еще не завел мотор.

— Только квартира, — смотрит на меня, чтобы считать какую-то реакцию. А я просто не понимаю, как к этому относиться. Сама же с ним напросилась. — Можно, конечно, номер снять… — голос с хрипом обрывается, будто он уже заболел. Прочищает горло, прежде чем продолжить. — Только, как по мне, это еще хуже будет выглядеть, если кто узнает.

— Ну… Насчет нас и той квартиры, вроде как, все уже успокоились, — тихо выдыхаю я. — Все думают, что я с Артемом, а ты — мой брат.

Почему-то впервые последний факт скребет изнутри. И сердце одуряюще заходится.

— Да уж… Брат… — бормочет Кир раздраженно и заводит двигатель.

Удивительно, что обычными оскорблениями не разбрасывается.

Оказавшись второй раз в «штаб-квартире» Бойко, отчего-то нервничаю еще сильнее, чем в первый. А мне ведь еще и спать не в чем. То есть сильнее всего меня беспокоит, что на мне нет трусов. Даже если Кир, как в прошлый раз, не ляжет со мной в кровать, я, скорее всего, не смогу уснуть.

— Пить что-нибудь будешь? — спрашивает он, а у меня озноб по коже бежит.

Потому что Бойко выглядит и звучит злым. Неужели мое присутствие его настолько бесит?

— Нет, я не пью.

— Еще бы я сомневался, — ерничает он. — Может, надумаешь попробовать?

— Нет, — отказываюсь уже не так решительно.

— Ложись тогда, — бросает почти в дверях. — Я на кухне буду.

— Я с тобой, — выпаливаю немного с опозданием. Он, видимо, не слышит. Идет дальше, пока не догоняю и не хватаю за руку. — Я с тобой.

— Лучше не трогай меня сейчас, — грубо цедит Кир и вырывает ладонь.

Несколько секунд оторопело пялюсь ему в спину. Такая реакция вдруг сильно обижает меня. Настолько, что глаза заволакивают слезы.

Я, дурочка, решила, что наши отношения налаживаются. Конечно же, Бойко быстро вернул меня с неба на землю.

Заставляю себя вернуться в комнату и забираюсь в кровать. Рубашка то и дело задирается, оголяя бедра. Но я плотно укутываюсь в одеяло и, вроде как, убедившись в безопасности, погружаюсь в тревожный сон.

А ночью неожиданно просыпаюсь… Просыпаюсь, потому что чувствую, что меня кто-то обнимает.

— Кир… — сонно шепчу, сама не зная, что собираюсь сказать.

— Спи, Ракушка, — выдыхает он мне в шею и притискивает еще крепче к себе.

По спине бегут мурашки, и я вздрагиваю. Мысленно произвожу проверку своих ощущений. Я по-прежнему завернута в одеяло. Оно защищает меня со всех сторон. Но, тем не менее, прикосновения Кира, его близость… Да даже дыхание — знакомое, но с примесью алкоголя… Все это будоражит меня, как самый сильный раздражитель.

Шумно втягиваю воздух, понимая, что он не станет трогать одеяло. Просто прижимается ко мне со спины и обвивает рукой под грудью. Ничего криминального.

— Не называй меня так…

— Ты же говорила, что тебя не задевает.

— Это было тогда…

— А сейчас что? — тихо и как-то настороженно спрашивает Кирилл.

— А сейчас… задевает…

Шею обжигает очередной тяжелый выдох. А после… Он касается там губами. Я дергаюсь, не справляясь с ощущениями, которые призывают меня извиваться и вертеться. Только Кир не позволяет, сжимает еще сильнее и будто фиксирует.

— Спи, Варя…

После этого, рядом с ним, очень нескоро мне это удается.

30

— Кирилл! — не унимается Любомирова. В третий раз зовет. Назойливая липучка, мать ее… — Я знаю, что ты меня слышишь!

Приходится остановиться и обернуться. Приходится — громкое слово, безусловно. На кого-то другого я бы успешно забил болт и в десятый раз. Но с этой занозой надолго выдержки не хватает. Долбаное желание увидеть ее подрывает нутро и лишает самообладания.

— Чего тебе? — выдыхаю агрессивнее, чем должен.

Когда уже эта блажь сгинет? Я же не тупой. Примерно понял, что не все в этой гребаной жизни можно получить. Я, блядь, смирился. Смиряюсь, нахуй. Ладно, просто сам себя пытаюсь наебать.

— Что с тобой? У тебя что-то случилось? — хватает у Вари ума прицепиться ко мне с вопросами.

— А по моему лицу, блядь, непонятно, что со мной? Чего ты лезешь ко мне? Я, мать твою, опасен, понятно?

— Хм… Нет, непонятно, — принимает тот доставучий вид, который я особенно сильно «люблю». — Так, что у тебя? Буйная стадия бешенства? Или острая кишечная инфекция?

— Юмористка, я не могу, — зачем-то и вправду улыбаюсь.

И она… Вот на хрена она мне улыбается?

Нельзя так.

— Я тебя дома поймать не могу, — заявляет Варя, но я все еще слабо въезжаю в ее слова.

— И зачем я тебе нужен?

— Ты не заметил… — на ее лице отражается беспокойство, и я напрягаюсь. — Мама с Ренатом Ильдаровичем в ссоре, что ли… Они совсем не разговаривают. Точнее, он с ней пытается, но мама… Она будто сильно обижена на него. Уже два дня. С тех пор как мы вернулись…

— И при чем здесь я?

О причинах, конечно же, догадываюсь, но пересказывать тот скандал желания не имею.

— Так ты тоже заметил? Я не накручиваю?

Не знаю, что ответить. Тяжело выдыхаю и перевожу взгляд выше ее головы.

— Нет, не заметил, — бросаю резко.

Я не обязан предупреждать, что мой отец опасен. У этой клуши, которая мачеха, своя голова на плечах. Пусть думает, услышала и увидела достаточно. А мне похрен.

— И еще… Зачем ты нападаешь на Виталика? — ошарашивает новым вопросом.

— Какого, мать твою, Виталика? Виталик у нас кто?

— Студент. Парень из моей группы. Ты его утром чуть с лестницы не столкнул!

— Чуть не столкнул? — раздраженно смеюсь. — Запомни уже, у меня не бывает никаких «чуть». Если бы собирался столкнуть, то столкнул бы. И какого хрена он тебе на меня стучит? Ты мне мамочка, что ли?

— Он не стучал! Мне другие рассказали… В общем, все это неважно. Перестань его донимать!

— Это ты меня перестань донимать, — наклоняясь, упираюсь лбом ей в переносицу. — Раскомандовалась, будто имеешь какое-то право мне указывать. Ты по-прежнему никто, — выдыхаю резко и замолкаю.

Какие-то эмоции на лице Вари заставляют мое долбаное сердце сжаться.

— Не делай так, — тихо выдыхает она.

— Как?

Любомирова судорожно тянет воздух и качает головой.

— Ты делаешь вид, что ничего не изменилось.

— А ничего и не изменилось, — снова зев перекрывает и не дает дышать, но я упорно продавливаю свое сволочное эго. — Только из-за Чары с тобой и разговариваю. Кстати, тебе не пора его найти?